Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]
Лиз в те давние времена мало чем отличался от сотен других поселений. Но постепенно, по мере того как проходили столетия, он создал независимую культуру. По большей части она была основана на использовании психической энергии и именно это обстоятельство отъединило Лиз от остального человечества, которое все больше и больше полагалось на использование механизмов.
Эпохи сменяли одна другую, и, по мере того, как эти два типа цивилизаций продвигались вперед по своим столь разнящимся путям, пропасть между Лизом и остальными городами все расширялась. Она становилась преодолимой лишь в периоды серьезных потрясений. Когда Луна стала падать на Землю, разрушили ее именно ученые Лиза. Так же обстояли дела и с защитой Земли от Пришельцев, которых отбросили после решающей битвы у Шалмирейна…
Это гигантское усилие истощило человечество. Города стали один за другим приходить в упадок, и пустыня накатывалась на них. По мере того, как численность населения падала, человечество стало мигрировать, в результате чего Диаспар и остался последним — самым большим — из всех городов.
— Такова, вкратце, наша история, — сказала Сирэйнис.
— Вы видите, что даже в эпоху Начала у нас было очень много общего с городами, хотя их жители часто посещали наши земли. Мы им никогда не препятствовали, поскольку многие из наших величайших умов были пришельцами извне, но, когда города стали умирать, мы не захотели оказаться вовлеченными в их падение. Диаспар поразил нас. Мы ожидали, что и его постигнет судьба других городов, но вместо этого он сумел развить стабильную культуру, которая, по всей вероятности, будет существовать до тех пор, пока существует сама Земля. Мы не в восхищении от этой культуры и до некоторой степени рады, что те, кто стремится ускользнуть от нее, смогли это сделать. Куда больше людей, чем вы можете себе представить, предприняли подземное путешествие, и почти всегда они оказывались людьми выдающимися, которые, приходя в Лиз, приносили с собой нечто ценное…
Голос сошел на нет. Паралич чувств у Олвина постепенно проходил, и он снова становился самим собой. Он с удивлением обнаружил, что солнце опустилось за деревья, а небо на востоке уже напоминало о наступлении ночи. Олвин понял, что слегка дрожит — не от первого встречного холодка, а от благоговения и изумления перед всем тем, что ему довелось узнать. Ему вдруг остро захотелось снова увидеть своих друзей, снова оказаться среди знакомого окружения Диаспара.
— Я должен вернуться, — сказал он. — Хедрон… мои родители… они будут меня ждать…
Сирэйнис задумчиво посмотрела на него.
— Боюсь, что это не так просто, — проговорила она.
— Что вы имеете в виду? — спросил Олвин. — Разве машина, которая привезла меня сюда, не в состоянии отправить и обратно?
Сирэйнис, похоже, почувствовала некоторую Неловкость.
— Если вы вернетесь в Диаспар, то о нашем существовании узнает весь город. Даже если вы обещаете никому не рассказывать, вы все равно не сможете сохранить наше существование в тайне.
— А зачем хранить его в тайне? — удивился Олвин. — Я уверен, что для обоих наших народов будет только хорошо, если они снова смогут встретиться и начать сосуществовать…
Сирэйнис, казалось, была чем-то недовольна:
— Мы так не считаем. Стоит воротам открыться, как нашу землю наводнят праздные, любопытствующие искатели сенсаций…
— Это не так! — возразил Олвин. — Я убежден, что во всем Диаспаре не найдется ни одного человека, который бы покинул город — если б даже и захотел, даже если бы он знал, что ему есть куда направляться. Если вы разрешите мне вернуться, на Лизе это никак не скажется…
— Это не мое решение, — объяснила Сирэйнис. — И вы недооцениваете возможностей и сил человеческого сознания, если полагаете, что барьеры, держащие жителей Диаспара в границах города, невозможно устранить. Тем не менее у нас нет ни малейшего желания задерживать вас здесь против вашей воли, но если вы собираетесь вернуться домой, мы будем вынуждены стереть из вашей памяти все воспоминания о нашей земле.
Перед Олвином стоял выбор, который он отказывался делать. Ему хотелось исследовать Лиз, узнать все его тайны, открыть те стороны, которыми он отличался от его родины, но в то же самое время он был преисполнен решимости возвратиться в Диаспар, чтобы и доказать своим друзьям, что он вовсе не праздный мечтатель.
— Вы, конечно, не ожидаете, что я приму решение немедленно, — сказал он. — Не могу ли, прежде чем сделать выбор, немного познакомиться с вашей страной?
— Ну, конечно, — немедленно отозвалась Сирэйнис. — Оставайтесь у нас столько, сколько захочется, и в конце концов вы сможете все же вернуться в Диаспар, если не передумаете. Но если бы вы приняли решение в течение следующих нескольких дней, это бы упростило дело. Вам ведь не хочется, чтобы ваши друзья волновались, а чем дольше вы у нас пробудете, тем труднее для нас будет сделать соответствующие поправки.
Это Олвин мог оценить. Ему бы только хотелось знать, что это за «поправки». По всей вероятности, кто-то из Лиза войдет в контакт с Хедроном — о чем Шут и подозревать не будет, — и займется его сознанием. Сам факт отсутствия Олвина скрыт быть не может, но вот информация, которую они с Хедроном обнаружили, окажется уничтожена. И по мере того, как будут проходить столетия, имя Олвина станет в один ряд с именами тех Неповторимых, которые загадочным образом исчезли без следа и были забыты.
Здесь было множество тайн, и он, похоже, совсем не приблизился к разгадке хотя бы одной из них. Не было ли какой-то цепи за этими странными односторонними отношениями Лиза и Диаспара, или же это просто проявлялась некая историческая случайность? Кто и что были эти Неповторимые, и если жители Лиза могли проникать в Диаспар, то почему же тогда они не отключили те цепи Хранилищ Памяти, где содержалась информация, дающая ключ к их обнаружению? Это был, видимо, единственный вопрос, на который Олвин мог дать более или менее правдоподобный ответ. Центральный Компьютер оказался слишком неподатливым для такого рода шуток, и вряд ли даже с помощью самых тонких приемов парапсихологии можно было подобрать к нему отмычку.
Он оставил все эти проблемы в стороне. Возможно, у него и появится шанс ответить на них, когда он узнает побольше. Что толку заниматься бесплодными размышлениями, возводя пирамиды догадок на песке неосведомленности…
— Что ж, хорошо, — сказал он. Сказал, может быть, не совсем вежливо, потому что все еще был раздражен этим неожиданным препятствием. — Как‘только смогу — сразу же дам вам ответ, если вы покажете мне, какова же она, ваша земля.
